Письмо из другой жизни

Удивительно прекрасно ночное зимнее море. И небо. Усыпанный звездами полусвод буквально нависает над украшенной огнями порта линией горизонта. В декабре пояс Ориона, практически, лежит на горизонте и создается впечатление, что могучая Ригель - одна из самых мощных звезд Галактики - шаловливо ласкает морскую ночную гладь. А над самой головой - безупречная в своей астерической красоте Кассиопея,- не заходящее созвездие Северного полушария, всегда одной своей частью утопающая в Млечном Пути. И когда он не виден, а в городе это явление невозможно созерцать, - глядя на Кассиопею, всегда понимаешь, что Млечный Путь там, где она. И если смотришь на нее, значит, смотришь на шлейф Млечного Пути...

И это метафизическое сочетание наполняет ее измотанное сердце жизнью и склеивает, и заживляет рваные края истерзанных осколков ее души. С каждым вздохом морского ночного бриза, она чувствует, что... жива.

Это один из редких уголков, не завоеванных никем закутков в ее городе, где почти никогда не бывает людей, но откуда открывается изумительный, будоражащий воображение и гасящий своим величием внутреннюю хандру, вид на море, бухту порта и необъятное, волшебное небо. Она часто в последние годы приезжала сюда не в сезон, почти ночью, умышленно оставляя телефон в машине. Прогуливалась вдоль парковых аллей и всегда сворачивала к своему "волшебному пяточку", как она его про себя называла.

Сегодня был особенный день. Сегодня была бы 15-летняя годовщина... Была бы... Но к той вечно щемящей, каждый раз снова ранящей при малейшем упоминании, скользящей через все клетки, ноющей боли, добавилось прогорклое чувство опустошения, и какой-то новой утраты. Хотя ей казалось еще не так давно, что больнее уже не может быть ничего. Письмо странным образом исчезло…

Она присела на ветку старой акации, надломленную и заваленную накануне сильным ветром на землю. Отведя взгляд от исцеляющей картинки, она начала рассматривать величавое дерево, которое, наверняка многое видело на своем веку, и многое пережило. И рядом с ним, ей как-то становилось спокойней, как с молчаливым, мудрым другом, которого в этот вечер снова подарила ей природа. И вдруг она вздрогнула от неожиданности. С другого конца массивной ветки сидел, как ни в чем не бывало, будто всегда тут сидит по обыкновению, совершенно не глядя на нее, а в аккурат в направлении ее недавнего взора - на порт... кот.

- Боже, как ты меня напугал! Ты как сюда попал? - по своей детской привычке разговаривать со всем живым и недвижимым тоже, спросила она кота. Кот бегло скользнул по ней гордым взглядом, и начал безучастно намывать белую манишку на темной грудке. В этот момент она подумала, что у животных тоже есть свои действия-паразиты, как у людей, которыми они заполняют образовавшиеся вакуумы.

Она аккуратно наблюдала за ним.
- Ну ладно, подумаешь... - и улыбнулась своему общению с котом. Но что-то мистическое прокралось в подкорковое ее бессознательное и теперь щекотало где-то под ложечкой.

Она неумолимо ощущала непостижимую связь со столь же внезапно и необъяснимо пришедшим, и теперь утраченным, письмом, ее состоянием, этим морозным, но безветренным вечером, заваленной ветром веткой, завораживающим небом и этим горделивым "собеседником", невесть откуда взявшемся.

- Не то, чтобы я не верила в чудеса, - будто продолжая разговор, спокойно произнесла она. Кот посмотрел на нее, как умеют горделивые, свободные внутри животные, прекратив свое важное занятие, будто выказывал настоятельное желание продолжения беседы. - Нет, я верю. Но... не в своей жизни, что ли. Но то, что происходит... происходило... - и она замерла на несколько секунд, - однозначно, вне моего разумения и логического объяснения.

- А интересно, - оживилась она, на что кот сразу отреагировал выраженной настороженностью, но вскоре снова расслабленно устремил свой кошачий взор на украшенный разбросанными повсюду многочисленными огнями порт. - Ведь у вас, у котов, такой проблемы нет. Вам просто понятно и видно все без всякого сложного анализа и истязаний!

Кот снова задержал отстранено свой взгляд на дивной собеседнице, но и не подумал уходить, будто это она к нему подсела, а ветка вообще его.

- Это очень забавно, я разговариваю с котом... - и последние два слова пронзили ее тело холодным током. "С котом"... И теперь она в свою очередь уставилась на молчаливого "соседа", с явным недоумением и ужасом ворвавшихся вихрем мыслей одновременно. Это был печальный каламбур.

"Кот" - так называла она своего любимого человека за его истинные повадки гордого кота, который гуляет сам по себе и всегда знает, чего хочет. Четыре года назад, когда его не стало, она долго не различала, кто же из них двоих на самом деле умер... Человек может пережить все, кроме собственной смерти. И первые два года ей казалось, что все, что она делает, - это пытается пережить свою собственную смерть.

Она почти не спала с тех пор, и помимо дневной работы, взяла себе еще немного ночной, будто оправдываясь перед собой за отсутствие сна. Но были ночи, когда все, что она могла, это реветь. И в эти моменты она подспудно понимала, что раз она способна плакать до полной фрустрации по утру, - значит, это она осталась здесь, без него...

В одну из таких ночей, переполненная никаким временем не излечиваемой болью, она достала из "студенческой" коробки, в которой чинно сосуществовали оба ее образования, чистую тетрадь, ручку и... почти всю ночь просто писала. В некоторых местах тетрадных листов от ее слез и усердия были просто выдавлены слова, которые она не переписывала, потому что понимала, что читать это будет некому. Все, что болело, все, что рвалось наружу, все, что раздирало ее изнутри, мелким почерком, строчка за строчкой, без пробелов и междустрочий, тесно и кучно утрамбовывалось на мелованных листках. Когда она закончила, рука до такой степени онемела, что ей понадобилось время, чтобы написать на конверте одно единственное слово: "Тебе".

Она заклеила конверт с маркой, без адреса - ведь нет человека, - нет адреса, а свой не написала, чтобы оно никогда к ней не возвращалось. Накинула куртку и направилась в сторону почты. Брезжил рассвет, воздух был свеж и как-то вкусно пахнул детством, птичье щебетание и переливы с неумолимой настойчивостью возвращали ее в новый день, в эту реальность, в эту жизнь.

Она подошла к старому, свежеокрашенному почтовому ящику, какие оставались уже только возле почтовых отделений, подняла заслонку и отправила свое письмо в никуда. На мгновение ей даже показалось, что как-то странно стало легче.

Когда они были еще юными, они часто писали друг другу письма, так как жили в разных городах. И хотя он часто приезжал, им этого не хватало. Потом жизнь разбросала их и свела снова, и так несколько раз, пока оба не приняли взвешенное решение быть вместе. И до сих пор она продолжала "быть вместе"...

Спустя три дня, вернувшись, против обыкновения, пораньше с работы, зайдя в парадную своего дома, она на полном "автопилоте" вдруг открывает почтовый ящик с номером своей квартиры, в который давно уже не заглядывала, так как письма уже никому не писались, а газеты и журналы покупались в киоске. И - обмирает в леденящем остолбенении. Голова закружилась, как детская карусель, а сердце бешено заколотилось во всех уголках и изгибах ее уставшего тела. В ящике, в белом с полоской конверте лежало письмо от... него. Его почерком написанный адрес, цветочек маленький в самом уголке, который, он уверял, не что иное, как счастливая ромашка, которую всегда и везде рисовал, когда писал даже просто записку, - такая незначительная, но отличительная деталька. И штамп, в необыкновение четкий и понятный, с датой... после его гибели.

Сколько времени она простояла у почтового ящика и как дошла домой, как разделась, и как оказалась на диване, поджав ноги в охапку, она не помнила. Она брала в руки письмо и снова откладывала его, рассматривая его до мельчайших деталей и трещинок на бумажном конверте, помятостей от загибов, и каждую линию, каждой буковки, написанной его рукой... И это было невыносимое, за гранью постижимого, переживание, перемешанное с недоверием уже к себе самой, своей адекватности и той стороне реальности, на которой, она полагала, находилась.

Тягучие сутки истощили ее окончательно и лишь под вечер следующего дня, остатки присущего ей ранее здравомыслия вдохнули  свежую мысль. Она взяла телефон и впервые после похорон набрала телефон их общего друга. Она просто спасала себя, отказываясь от общения с кем-либо, кто знал и помнил его, она попросила не звонить ей, - она сама позвонит, когда будет готова. Но она давно заметила, что периодически, ее все равно проведывали незримо.

- Макс... Приедь ко мне. - Произнесла она тихим, севшим от слез, переживаний и дикой усталости, голосом.
- Что случилось? - с заметной тревожностью в голосе, так же, без предварительных вступлений, будто они час назад общались, а не несколько лет назад, спросил он.
- Я тебя жду. - И нажала "отбой". Она знала, что он приедет. И почему-то была уверена, что он в городе, вероятность чего была не высокой, на самом деле.

Макс возмужал и как-то окреп. От него веяло чем-то родным и... ее тяжелыми воспоминаниями. Он, не проронив ни звука, нежно обнял ее, как несмышленого щенка. Ее заполнило теплое чувство любимого друга и благодарности за отсутствие слов и вопросов. Она налила ему чай, пододвинула варенье и, так же молча, протянула ему конверт. Теперь они оба больше походили на памятники древности, которых в первозданном виде обнаружили археологи. Макс всегда был очень внимательным и первым делом изучил конверт, дату на штампе, и также, как и она, несколько раз инстинктивно понюхал его. Что окончательно убедило ее, что остатки ее разума, в которых она уже, было, усомнилась накануне, все же остались при ней.

Они молча попили чай, и в этой кромешной тишине, она испытала чувство неописуемого комфорта рядом с этим человеком, проявившем недюжее эмоциональное сопереживание и глубинное понимание идеальной модели поведения, в котором она сейчас нуждалась. Их глаза встретились и между ними, как ей показалось, состоялся неслышный диалог. Макс допил чай, медленно встал, подошел к окну, а потом, повернувшись к ней, снова посмотрел на нее, перевел взгляд на предметы в комнате, будто считывая, как она жила все это время. Подошел к столу, и, взяв канцелярское перо, аккуратно открыл конверт. Он посмотрел на нее, и по ее застывшему в ожидании телу, едва присутствующему дыханию, распахнутым глазам, он понял, что все делает правильно, и начал медленно и с расстановкой вслух читать письмо.

Второй раз в своей жизни она увидела, как плачут по-настоящему здоровые мужики. Это было очень откровенное письмо, полное любви, признаний, чудесных слов, к которым он очень ответственно относился, надежд, живых картинок их совместного будущего... Написанное его рукой... с датой шестилетней давности...

Как они ни пытались подключить логику и пресловутый анализ, но так и осталось не понятным, кто мог его отправить. Понятно лишь было, что письмо кто-то нашел и каким-то образом отправил ей. Но кто? Некому было... Просто некому. Но этот факт не долго, и не так мучил ее, как факт столь же мистического, и совершенно непонятного, исчезновения письма сейчас, при ее переезде в другую квартиру. И если бы не верный Макс, ей было бы уже легче убедить себя в полной утрате здравого смысла в результате всех этих эмоциональных потрясений, а вместе с ним - и чувства действительной реальности ...

"Мяу" - вдруг подал короткий звук благодарный собеседник.
- О, нет! – воскликнула она, - Ты только никому не говори, что я разговаривала весь вечер с котом! - и она засмеялась, одновременно от вида недоумевавшего, но терпеливого кота и собственного обращения к нему с просьбой. Кот спрыгнул с ветки и неспешно сел у ее ног, с неким безразличием при этом глядя куда-то в сторону. Затем повернулся, посмотрел на нее и снова мяукнул, явно ничего не прося. Обтерся один раз о ее сапоги, загибая голову так, чтобы зацепить ушками шнуровку сапог, поднял головку, еще раз мяукнул и направился в сторону кустов противоположной аллеи.

- Что это было? Что вообще происходит в моей жизни? - почти шепотом произнесла она задумчиво. - Только коту такое и можно рассказать...

Но сейчас самым разительным после очередного путешествия по зачитанным страницам своей жизни, было внезапно окутавшее ее, нежное чувство легкости, которое сейчас медленно и уверенно наполняло все ее пустоты, ниши, отмершие частицы последних лет, залечивая, исцеляя, заживляя...

- Благодарю... - выдохнула она морозным воздухом в никуда, которое теперь для нее было абсолютно существующим и осязаемым, и доступ куда она получила немыслимым образом, понимая, что туда нет тропы, нет маршрута и времени прибытия и нахождения, оно входит в твою жизнь и какое-то время присутствуют, способен ты это постичь или нет.

Человек может пережить все, кроме собственной смерти. И раз ты способен самостоятельно заполнять свои легкие кислородом, ощущать стук своего сердца в груди, - значит, есть дверь, пусть даже кажется в никуда, которая всегда остается для тебя открытой, нужно просто позволить себе... войти.

Автор: © Татьяна Варуха