Бусинка. Маленький друг

Это была одна из тех суровых зим, когда аномальное количество снега полностью парализовало все привычное движение и уклад жизни города, для которого два ведра снега уже катастрофа, а такое количество - катаклизм. Несколько дней многим приходилось ходить на работу пешком, преодолевая мало где расчищенную дорогу. 

Для Катерины расстояние в 14 километров туда и столько же обратно занимало по времени, как ещё четверть её рабочего дня. Но не пойти - значило, уже не работать с этого дня... Возвращаясь в первый такой день домой, она достигла своего района города уже за полночь. Было светло, как днем, в этом заснеженном царстве зимы накануне Нового года. Полная луна добавляла мистическое чувство покоя и благости, заполнившее её ещё в середине пути и не покидавшее всю дорогу. Это то состояние, в котором можно идти и улыбаться, ни о чем серьезно не думая, и полностью доверяя тому, что происходит...

Вокруг не было ни души. Город спрятался в домах, во многих из которых всё ещё не было света и окна переблёскивались друг с другом мерцающими бликами свечей...

Вдруг за своей спиной Катерина услышала странные, едва слышные звуки шагов, в такт своим. Она обернулась, но никого не увидела. Странно, она точно их слышала. Пока она стояла, звук шагов отсутствовал, как только начинала двигаться, он возобновлялся. И только с четвертого раза, обернувшись, она от всей души начала смеяться, заполняя морозный воздух вокруг себя паром своего дыхания. Как она могла его сразу не увидеть? В сугробе дороги по самые уши стоял и смотрел на неё маленькими черными бусинками белый-белый щенок.

- Боже, ты откуда взялся, малыш? - ласково, как к человеку, обратилась она к маленькому продрогшему существу. Она сделала шаг к нему навстречу, желая погладить, чтобы установить контакт. Щенок пугливо попятился назад, неуклюже упершись короткохвостой попой в сугроб, не спуская с неё своих черных бусинок.

- Глупенький, не бойся. Ты давно за мной идёшь, малыш? - снова, как к человеку, обратилась Катя, сделав ещё один маленький шажок к нему навстречу. Щенок снова попытался попятиться, но уже неуверенно. Хвостик предательски повиливал. Было понятно, что её внимание - это то, что было ему нужно в этот момент. Катюша осторожно приблизилась к нему и увидела, что он весь продрог, его худосочное маленькое тельце дрожало и вздрагивало. 

- Маленький мой, да ты весь продрог! - И в этот момент щенок не удержался и сам кинулся к ней, виляя просто всем своим тельцем вместе с маленьким обрезанным хвостиком. - Ах ты, кроха... Она аккуратно протянула к нему руки и, удостоверившись, что щенок ей доверяет, взяла его под передние лапки и потянула к себе, чтобы взять на руки.

- Да ты девочка! Малышка, чья же ты, такая очаровашка?- Оглянувшись вокруг, Катя быстро поняла, что щенок потерялся.  И тут её больно пронзила мысль, что она оказалась в весьма затруднительной ситуации. Оставить щенка погибать на морозной, заснеженной улице для неё было немыслимо, а взять с собой... 

Отношения с мужем последние месяцы становились все напряжённей и идиотичней. Они просто рассыпались, как старая ветошь. И было совершенно не понятно, как возможно, чтобы человек, которого она знала столько лет, изменился до неузнаваемости за несколько месяцев...

Выхода не было, она решила взять кроху с собой, написать ночью объявления и завтра, перед работой, развесить их везде в этом районе. А потом позвонить друзьям, работающим на радиостанции, и спросить, можно ли дать объявление по радио или телевидению.

Ее муж, как обычно, не спал и ждал её с работы. Наклонившись к ней, чтобы традиционно поцеловать, обнаружил торчащий из-под пальто нос и две смоляные бусинки.

- Это что? - спросил он, не завершив свой традиционный целовальный ритуал.

- Шла за мной через весь микрорайон. Вот, - расстегнув пуговицы, Катя достала худого, но уже согревшегося щенка. Он был такой милый, что смотреть на него без улыбки было не возможно. 

- А зачем ты его домой принесла? - В последнее время ей вообще не было понятно, что происходит в его голове, ход его мыслей и заключений, хотя раньше у них не было таких проблем, они понимали друг друга с полувзгляда, даже без слов. Но кто был теперь этот человек, Катерина не понимала. 

По привычке она хотела было рассказать, как все было, но взглянув на него, произнесла:

- Завтра буду искать хозяев.

- Да уж будь добра. Собаки нам ещё не хватало.

Она обернулась, посмотрела ему в глаза и поняла, что всё, на что у неё осталось сил, - это промолчать...

Прошло восемь месяцев. Хозяев найти так и не удалось. Собака оказалось очень больной, и зимняя прогулка в поисках новой жизни не прошла для неё бесследно. Полгода Катерина усердно и терпеливо её выхаживала, чего никак не удавалось сделать с собой. Разразившийся, вполне закономерный в их ситуации, развод совершенно обесточил её ресурсы... 

Ее жизнь продолжала течь в том же русле, разве что объём работы она взвалила на себя значительно больший. Теперь у неё была Бусинка, которая ждала её иногда по десять-одиннадцать часов в день и не впадала по этому поводу в депрессию, ревность, тщедушные упреки и агонию своих потребностей. Хотя и не понимала назначения этого ежедневного отсутствия. Как и не вынуждала ничего объяснять и напоминать очевидные вещи, что если, и без того, один работающий в семье уйдет с работы - прожить, питаясь только праной, будет затруднительно, как и содержать свое существование и вынужденные обязательства. И пока нет других вариантов, нужно потерпеть, не опускать руки, не прогибаться и не заниматься "подъеданием" себя и своих близких... 

Услышав её шаги на лестничной клетке, Бусинка уже не находила себе места, вся извертевшись юлой под дверью, очень смешно подвизгивая и потявкивая, внюхиваясь в щель двери и фыркая громко носом, в ожидании заветного звука поворачивающегося ключа в замочной скважине.

Дыхание снова сбилось, и Катерина удушливо закашлялась. Она быстро повернула ключ в замке и поспешно зашла в квартиру. Бусинка, в привычном приступе безграничного, искрящегося счастья настойчиво крутилась юлой и прыгала, норовя достать до носа и щек любимой хозяйки, чтобы облизать всё, до чего дотянется. Это было очень смешно, обезоруживающе трогательно, и эти ритуальные танцы безусловной собачьей любви не позволяли никакой тяжелой ноше переступить порог их дома. Всё оставалось за дверями, теперь были они и их теплая норка, в которой они остались одни до вопроса раздела имущества.

В последние два месяца это стало какой-то пыткой, она уже боялась ночью засыпать, чтобы... смочь проснуться утром. Приступы удушья участились, и попытки определить их природу и найти препарат, который хотя бы снимал симптомы, не удавалось. Мнения врачей расходились, а прописанные дорогие препараты давали одинаково бесполезный результат.

Бусинка хвостиком везде перемещалась за любимой хозяйкой по квартире, ждала её из ванной под дверью, ложилась в ноги на кухне, садилась рядом теплой попой на ноги, когда она мыла посуду, прятала мордашку между её плечом и подбородком, залезая с ней под одеяло, привычно оставляя задние лапы на полу, когда они ложились спать. Она с маленьких была приучена не валяться на кровати, и потому всегда клала только свою смешную мордашку на край кровати, иногда вздыхая смиренно в голос, как человек. А когда подросла, стала помещаться уже всем корпусом, но задние лапы честно оставляла на полу, - таким образом, она не нарушала запрет, раз часть её все ещё на полу, значит, она не считается на кровати. Засыпая, ноги её то и дело подкашивались и она, вздрагивая, каждый раз будила Катерину. Катя просила её перебраться на свое место, та покорно удалялась, и через короткое время забиралась снова передними лапами и мордашкой к любимой хозяйке под одеяло. Это было очень умилительно. У Бусинки был свой взгляд и восприятие мира, она была очень доброй и сообразительной собакой, - маленький трогательный человечек в собачьем тельце породистого боксера-альбиноса.

В это осеннее утро Катерина опять проснулась от сдавливающего горло и способность дышать удушающего кашля. Приступы становились все жёстче и продолжительней. Дыхания катастрофически не хватало. Никакие "пшикалки" не помогали. Это было какой-то невыносимой мукой, и что с этим всем делать, понятно не было. 

Катерина пыталась успокоиться, чтобы хоть как-то стабилизировать дыхание. Она заметила, что когда ей это удается, приступ завершается быстрее. Бусинка в волнении переминалась на месте, периодически перемещаясь в радиусе полуметра, заходя то с одной, то с другой стороны от Катюши, явно переживая, и едва слышно жалостно поскуливая. Она не понимала, что происходит, но ей это тоже не нравилось.

Вдруг Бусинка резко выскочила в коридор и принесла оттуда Катину сумку, положив её у ног, предполагая что-то своё, собачье, вероятно помня, как оттуда доставалось что-то, чем "пшикалось" во время таких приступов.

Сказать что-либо Катюша уже не могла, она понимала, что воздуха у неё практически нет и почувствовала, как наливается кровью её лицо. Голова кружилась, как карусель, и в ушах появился сильный шум. Она попыталась встать, чтобы добраться до двери и открыть внутреннюю щеколду замка, - если что-то случится, чтобы в квартиру можно было попасть извне... и хотя бы Бусинку спасти...

Катерина уже не понимала, что ей делать и почувствовала, как отчаяние начало заполнять её тело. Она была одна, ни телефона, ни кого-то, чтобы позвать на помощь. Шатаясь и придерживаясь за стенки, она вышла в коридор и поняла, что оставшийся метр с хвостиком до двери - самое непреодолимое расстояние, которое когда-либо было в её жизни...

Головокружение усилилось. И в одну секунду в голове на такой же бешеной скорости, с которой закружилось всё вокруг, пронеслась череда  каких-то картинок её жизни, образы знакомых и не очень людей, обрывки фраз, чьи-то голоса... "Господи! Сделай что-нибудь!" - отчаянно выдохнула она и потеряла сознание, гулко и безболезненно рухнув на пол...

... Сильный, обрушившийся откуда-то на нее, толчок всколыхнул все её тело, от чего оно все вздрогнуло и во всех его частях забилось обезумевшим ритмом сердце. Жадное, протяжное, сиплое дыхание стало заполнять легкие кислородом. За щеки больно кто-то щипал, а на грудь ровными краткими толчками кто-то методично надавливал...

Сознание постепенно возвращалось, в отличие от понимания происходящего. Катя с трудом пыталась открыть глаза, покрытые пеленой и размытой картинкой. В этот момент её снова больно укусили за щеку, потом за другую, и снова давяще нажали на грудь, и тут она закашлялась, но воздух был, хоть и с сипами, но проходил через горло внутрь и обратно.

Дышать... Мы вообще не задумываемся над этим процессом, пока нас его не лишают... "Дышу" - промелькнуло скупо в голове. По ней кто-то маленький, нелегкий, настойчиво топтался. И в этот момент она вся подверглась мокрому, слюнявому шквалу лобызаний, в сопровождении знакомого повизгивания. Катерина снова попыталась открыть глаза. Несмотря на остававшуюся пелену и размытость, прямо ей в глаза смотрели две смоляные счастливые бусинки, а мокрый нос то и дело утыкался то в щеки, то в нос, то в подбородок... Как только её глаза открылись, Бусинка издала победно-радостный короткий лай, подпрыгнув на задних лапах, и начала с прежним усердием "намывать" ей лицо, уши, шею, руки, топчась, как маленький слоник, по ней, затем покусывать за щеки, чётко чередуя каждую, и снова подпрыгивать передними лапами на грудине, прямо в области сердца, стоя задними лапами на полу. По всему телу в рассыпную побежали мурашки.

- Бусинка, прекрати... Ну, все… Все... Хорош... Я здесь, - но каждое её слово в счастливом экстазе слизывалось с её уст, и вся спасительная процедура снова повторялась, не имея возможности быть прекращённой так быстро по первой просьбе. - Бусинка, родная моя... мой спаситель, спасибо... девочка моя, моя умница... Боже... Спасибо тебе!

Бусинка немного угомонилась и, не переставая вилять и "разговаривать", с подрыкиванием и повизгиванием, то ложась, то подскакивая, то бегая вокруг, пыталась поведать о пережитом и поделиться своей переполняющей, запредельной искренней собачьей радостью.

Немного успокоившись, Бусинка залезла на Катю и легла всем своим теплым телом вдоль её тела, покорно положив голову на передние лапки, уткнувшись носом Катюше в подбородок. 

"Боже, сегодня ж выходной!" - подумала Катерина, понимая, что её никто бы не спохватился до середины следующего рабочего дня.

- Спасибо! - снова тихо произнесла она Бусинке, понимая всю глубину невероятного, за гранью реальности, чудесного своего спасение. - Спасибо! - подняв глаза наверх, поблагодарила она снова. Воздух, как живительный бальзам, поступал в её легкие. 

Она приподняла голову и поцеловала Бусинку в холодный нос. Бусинка незамедлительно осыпала её серией облизываний в ответ. Не переставая вилять хвостиком, она продолжала, насколько возможно, спокойно, но заметно устало, лежать на ней, а её мужественное, доброе и смелое сердечко отдавалось гулко у Катюши в груди.

Они обе лежали измождённые на полу, и было такое ощущение, будто только что они совершили невероятный межгалактический полёт во времени...

- Дыхание жизни... - подумала Катюша, и сейчас, как никогда, отчетливо раскрылся для неё сакральный смысл этого выражения. - Как многое мы принимаем за должное, не ведая, не познавая истинной ценности его присутствия в нашей жизни... 

  
Автор: © Татьяна Варуха